Монголия не единственная страна в мире, оказавшаяся на грани дефолта, но первая — кто пытается выйти из финансового пике с помощью развития цифровой экономики.
Шесть лет назад эта степная держава была одним из мировых лидеров по росту экономики. С 2011 до 2014 ВВП страны увеличивался со скоростью 15-17% в год. И все потому, что Монголия граничит только с двумя странами — Россией, которая экспортировала монголам технологии и электричество и Китаем, который импортировал порядка 85% главного монгольского актива — меди. Но наступил 2016-й, и медь подешевела на 26%, но государственные и прежде всего оборонные расходы остались на прежнем уровне.
Монгольский тугрик стал лидером падения среди валют азиатских стран, только за 2016 год он потерял 11% стоимости. В 2017 году негативные тенденции экономики могли привести государство к дефолту: на тот момент суверенный государственный долг Монголии составляет $5,5 млрд. Центральному банку и Минфину в прошлом году едва удалось набрать $500 млн., чтобы страну не объявили банкротом.
Руководители государства увидели выход из тупиковой ситуации в развитии рынка криптовалют, тем более что искать лекарство от кризиса больше негде. Запрет на сделки с виртуальными активами в соседнем Китае предоставил Монголии уникальный шанс переманить на свою территорию цифровой бизнес, например, майнинговые компании.
До 2018 года 60% криптовалютных ферм находились в Поднебесной, но родина Чингисхана предлагает «шахтерам» дешевую электроэнергию — $0,05 за Квт/ч. Для сравнения, в Китае киловатт стоит $0,09, а в США — $0,4. Причем, ситуация складывается парадоксальная: Монголия потребляет больше электричества, чем производит, но российские экспортные цены таковы, что позволяют продавать этот ресурс дешевле, чем он стоит в стране происхождения. Для того, чтобы в бижайшие годы самостоятельно компенсировать дефицит энергии, руководство Монголии собирается реализовать амбициозный проект по строительству собственной сети угольных электростанций. По прогнозам, благодаря этой сети цена электроэнегрии может снизиться до $0,03 за Квт/ч.
Кроме относительно дешевой энергии, есть еще один существенный положительный момент для майнеров — распространение широкополосного интернета и развитие мобильных сетей, которые, по заверениям чиновников, доступны на 90% территории страны. Иными словами, китайских добытчиков криптовалют есть чем привлечь.
По поводу развития цифрового рынка монгольские политики высказываются с поистине детской непосредственностью: «Наша задача всегда заключалась в поиске путей диверсификации экономики. Если Китай запретил добычу криптовалюты, Монголия должна ее разрешить, — говорит депутат Великого государственного хурала Ням-Осор УЧРАЛ. — Я предполагаю, что майнеры хотят от правительства не регулирования, а поддержки энергоснабжения. Излишне говорить, что спрос на электростанции вырастет, и это поможет увеличить уровень занятости и доходов».
Возможно, слово “доходы” является здесь ключевым. Добыча и оборот цифровых активов в любом случае пополняют бюджет страны: либо напрямую через налогообложение, где таковое существует, либо путем увеличения энергетического рынка и доходов производственных компаний. Как бы то ни было, но на территории страны, с помощью японских и корейских инвесторов, и при поддержке государства, уже запущено несколько криптовалютных проектов. Участники одного из них уверяют, что транзакции их монеты в 10 раз быстрее биткоина.
Представители властных структур активно участвуют в развитии цифрового рынка: не так давно монгольская делегация посетила южнокорейскую криптовалютную биржу Bithumb. Глава кабинета министров Монголии Ухнаагийн ХУРЭЛСУХУ с интересом ознакомился с деятельностью одного из крупнейших криптооператоров, а по итогам встречи он заявил, что Монголия «стремится принять участие в блокчейн и криптовалютных секторах экономики в рамках согласованных усилий по оживлению отрасли солнечной энергетики в стране».
Но дело тут, конечно, не только в гелиоэнергетике, майнинге и даже не в виртуальных валютах. Если попытаться объединить эти разрозненные факты в единую систему, то получится очень интересный прецедент, когда сырьевая экономика с помощью цифровых социальных технологий пытается выйти на инновационный вектор развития. Сегодня Монголия — единственная страна в мире, где сохранилось гуртовое скотоводство. Из 2,8 миллионов жителей страны, 800 тыс. кочуют по степям вслед за стадами овец, оленей, коз и верблюдов. Остальные заняты либо на сырьевых производствах, зависимых от мировой ценовой конъюнктуры, либо служат в армии или работают в сфере государственного управления. Пример недавнего кризиса показал, что такая структура человеческого капитала заводит экономику в тупик.
Выйти из кризиса с помощью криптоэкономики пытаются многие государства Латинской Америки, Африки, Азии. Но Монголия — единственная из всех у кого это может получиться, поскольку ее финансовая система достаточно инстуционализирована и, следовательно, способна инициировать и реализовывать управленческие решения и контролировать рыночную ситуацию.
Всемирный банк прогнозирует рост экономики Монголии в 2019 году до 8%. Какова будет доля цифровой экономики в этом тренде мы вскоре увидим, но уже смейчас ясно: потомки Чингисхана пробуют провести интересный эксперимент, который может изменить лицо глобальной экономики. И тогда возможно уже Китаю придется вспомнить, что название его национальной валюты пошло от имени монгольской династии, правившей страной в XIII-XIV веках.
