Идея использования цифровой валюты, как средства для борьбы против экономических санкций буквально витает в воздухе. О начале национальных криптопроектов заявляли почти все страны, против которых приняты меры экономического воздействия. За исключением, пожалуй, Северной Кореи. Однако реальные действия по созданию государственных виртуальных активов предпринял только Николас МАДУРО. Не с великим успехом, надо признать. Но множество публичных высказываний политиков, обнародованные документы, публикации в средствах массовой информации указывают на то, что политические режимы ищут опору и в цифровой экономике.
Самый яркий пример решения внутренних электоралных проблем на ярком тренде — Турция. Эта страна чуть ли не первая из всех государств заявила о создании национальной цифровой валюты. Еще в феврале текущего года экс-министра промышленности и торговли Ахмет Кенан ТАНРИКУЛУ предложил создать криптовалюту под названием «Turkcoin». По мнению бывшего чиновника, мир движется к новой цифровой экономике и пока не поздно, Турция должна создать свою монету. Кроме того ТАНРИКУЛУ призвал законодателей разработать и принять пакет документов, необходимый легализации и правового сопровождения оборота виртуальных активов в стране. «Проведя оценку все рисков и представив стимулирующее регулирование, мы сможем зарабатывать на рынке криптовалют, в частности, на биткоине, — сказал он.- В этом контексте страна нуждается в криптовалютных биржах и соответствующем законодательстве».
Правда мало кто обратил внимания на то, что Ахмет Канен Танрикулу ныне возглавляет ультраправую партию Националистического движения. На предыдущих выборах радикалов поддержали 16,3% избирателей. Это третий результат по стране.
Долгое время партия находилась в оппозиции действующему президенту Реджепу Таипу ЭРДОГАНУ. Воззрения резко поменялись после того, как глава государства в 2010 году объявил непримиримую войну Курдской рабочей партии, а заодно и поддерживающим их в Сирии американцам. Кроме того, среди опорных идеологических точек этой политической силы значатся пантюркизм и исламизация. Соответственно и криптовалюта, которую продвигала партия, должна была иметь не только государственный, но и исламский характер: а именно: быть обеспеченной реальными ценностями, не использоваться в запрещенных шариатом транзакциях, типа покупки наркотиков или оплате сексуальных услуг, не быть инструментом спекуляции.
Примечательно, что свое заявление правый политик сделал после того, как премьер-министр страны Мехмет Шимшек заявил в интервью CNN, что правительство намерено развивать рынок виртуальных активов и надеется внедрить в оборот свою национальную цифровую монету, хотя еще в конце 2017-го он сравнивал биткоин с «тюльпановым пузырем».
На популяризацию местной криптовалюты было истрачено немало денег и сил. В рекламных ролика участвовали турецкие звезды. На одной из таких рекламных акций первым обладателям монетки были подарены 20 автомобилей.
Впрочем, закончился проект «Turkcoin» печально. Стамбульская компания Hipper A. Ş., занимавшаяся разработкой и внедрением монеты, оказалась финансовой пирамидой. А один из ее основателей Садун КАЯ исчез за границей с $200 млн. собранных, в том числе и государственных, средств. В конце лета разгневанные обманутые инвесторы даже разгромили один из офисов компании в провинции Коджаэли, на северо-западе Турции.
С тех пор, о национальном криптовалютном проекте ни политики, ни общественные деятели не заговаривали. Означает ли это, что вопрос снят с повестки дня?
Есть три причины, по которым тема цифровых активов в Турции остается актуальной. И первая из них — внутриполитический кризис. Страна белого полумесяца уже примерно год является европейским лидером по числу держателей цифровых монет. Почти 16 млн. турков владею теми или иными виртуальными активами. Рост популярности децентрализованных валют эксперты объясняют резким падением обменного курса национальной денежной единицы, лиры, на фоне торговой войны с США и введения 20-50% пошлин на металлы. Однако мало кто обращает внимание на то, что инфляционные процессы стали набирать силу еще до введения санкций со стороны главного заокеанского, как ни странно, союзника. Виной тому, внутриполитическое противостояние трех сил: прозападно настроенных политиков, которые видят будущее Турции во взаимодействии с США и Евросоюзом, центристов во главе с президентом Эрдоганом и националистических происламских партий и организаций. Причем, чем больше кризисных явлений прослеживается в мировой экономике, тем популярнее становится правые движения, которых не устраивает долларовая экономика.
Наверное поэтому, главным рупором скамного криптовалютного проекта оказался именно политик-националист. Чувствуя усиление позиций исламистских политических сил, к антидолларовой финансовой политике склоняется и правительство Эрдогана. Отсюда и резкая смена позиции премьер-министра страны в отношении независимых виртуальных
активов. К тому же, трещину в отношениях между западом и Турцией расширяет и «курдский вопрос», по которому Реджеп Таип Эрдоган и Дональд Трамп так долго не могли договориться. Не так давно мировые информационные агентства облетела новость, что главы двух стран все-таки пришли к какому-то соглашению по поводу турецкой военной операции против курдов на севере Сирии. Но судя по тому, что войска Соединенных Штатов, численностью до 5 тыс. человек, все еще находятся в местах дислокации на курдской территории, боевые действия начнутся не скоро, если вообще начнутся.
Все это заставляет думать, что и в сфере экономики антидолларовые процессы продолжаться, и, следовательно, легализация (возможно, неформальная) криптовалют и появление нового государственного цифрового финансового проекта не такое уж невероятное событие.
Вторая причина — борьба за исламский финансовый рынок. Напомним, исламский банкинг и финансовые институты в последние 15-20 лет активно развиваются, но это явление лишено одного важнейшего инструмента — своей валюты. Вполне вероятно, что единая денежная единица, из-за отсутствия какого-либо единого мусульманского центрального банка, станет децентрализованной и цифровой. Но согласно правилам шариата, деньги должны быть обеспечены влиянием и активами, и, следовательно, исламская криптовалюта просто обязана быть государственной. Страна, выпустившая перовой свой национальный коин, сможет претендовать на его общее принятие и валютное доминирование. Турция, как самая сильная в экономическом и военном отношении, страна в Ближневосточном регионе не хочет оставаться в стороне от столь выгодного предприятия.
Третья причина — наследие Османской империи. Турецкая нация еще помнит времена, когда красный флаг с белым полумесяцем и звездой развивался над странами от Ближнего Востока до Балкан. Националистические настроения в обществе заставляют власти обращать внимание на имманентные ценности и бороться за усиление геополитического влияния страны.
«Национальная криптовалюта… Иран, Саудовская Аравия, Турция… Посмотрим, кто раньше ее сделает», — оговорка нашего турецкого спикера, с которой началась серия материалов о будущем исламского финансового рынка, действительно, имеет особый смысл. Мир стремительно меняется: уже нет одного или двух центров силы, как 20-30 лет назад, нет единой доминирующей идеологии, и, возможно, скоро не станет одной резервной валюты. Прогресс обусловлен разнообразием видов мировоззрений, экономик финансов. Криптовалюты — одно из его проявлений. Пусть рынок цифровых активов пока мал и маргинален, но это дыра в которую сквозит будущее, как исламского финансового рынка, так и мирового.
